15
Сценарий ЛМК к 105-летию Семёна Данилова (21 марта 2022)
1.Он любил записывать первые строчки рождающихся стихов в большой и толстой тетради. Раскрытая, она распахивалась во всю ширину стола, и вот уже белые-белые её листы с готовностью принимали на себя ещё одно стихотворение.
2.И ещё одно стихотворение... И я держу его в руках, и строчки его от моего волнения теряют свою чёткость, расплываются, словно живые, принимают прежние очертания, и я читаю:
3.
Читатель мой, стихи тебе даря,
Волнуюсь я... мои творенья грубы,
Как жёсткие ладони косаря,
Как рыбака обветренные губы.
4.Вот эта фраза держится едва.
Та лишняя. Рукою виноватой
Я трогаю неровные слова,
Как будто ствол сухой и сучковатый.
5.И кружится немного голова,
Когда во тьме, исполненные риска,
Летят с ладони новые слова –
Любви моей негаснущие искры!
6.Живое, пламенное сердце поэта бьётся в этих стихах. В них его биография и его любовь, его вечный порыв в прекрасный грядущий день. Нерасторжимо переплелись в них его поэзия и его жизнь, и слияние этих двух параллельных планов создаёт вместе прекрасный образ высшего полёта чувств, звучащий дивной музыкой.
7.Невесомым, необъяснимым очарованием пронизаны наши белые летние ночи, когда под прозрачным покровом тишины сам воздух кажется застывшим в изумлении перед раскинувшейся в ночи красавицей-Землёй.
8.Какое-то удивительное спокойствие охватывает тогда человека, и сердце доверчиво открывается навстречу тёплому ветру, несущему ароматы полей и лесов...
9.Белые ночи –
Шелест, и шорох, и шёпот...
Будто родятся
Новые в мире слова.
10.Светятся руки,
Волосы, губы и щёки.
Светятся росы,
Светом исходит трава.
11.Чувство Родины всеобщно, ибо свойственно всему народу, является непременным условием его целостности. И, вместе с тем, это чувство исключительно индивидуально, потому что любовь всегда интимна и сокровенна, потому что рождается и хранится она в глубинах души.
12.Вообще истину и веру нельзя выразить громкими словами. Любовь – тем более... Семён Данилов умел слушать тишину, и стихи его брали начало от тишины, от внутреннего согласия, от терпеливого ожидания...
13.Так под пером поэта рождались эти «новые в мире слова», и человек, сам того не замечая, вдруг оказывается в удивительном мире его поэзии.
14.Там, где белые ночи «смотрят на мир удивлённо», где в гнёзда ладоней опускаются белые сны, где, как большие острова, белеют берёзовые рощи, и зыбкой пеленой затянут дремучий лес, а в высоком прозрачном небе – росчерк летящей стаи ...
15.Белые ночи –
И первозданность и нежность...
Слово,
Которое ищет поэт...
16. Здесь нужно настроиться на особый лад, улавливая тончайшую линию поэтического рисунка. Здесь нужно понять, ощутить корни его творчества, корни, крепко связанные с его родной землёй. Она – колыбель поэта, его любовь, его боль.
17. И только здесь, на родине своей, на каждом шагу встречается он с самим собой, со своим детством, со своими вёснами, дождями, цветами, опадающими осенними листьями...
18.У осени прелесть своя:
Хрустальные дали,
Как будто хрустальные чаши.
Хрустящие листья струя,
Притихли ветра
И притихли таёжные чащи...
19.А вот трогательные в своей неукротимой смелости первые вестники весны – подснежники, храбро распахивающие лепестки свои навстречу холодному ветру, навстречу весенней пурге, засыпающей их в бессильной злобе колючим снегом:
20.Сквозь толщу вечной мерзлоты,
Как выстрел, выбившись наружу,
Неукротимые цветы
Стоят и в непогодь, и в стужу.
Ты мужество их оцени,
Взгляни, восторга не скрывая, -
Среди снегов цветут они
Суровый край мой украшая.
21.С печалью и нежностью вспоминает поэт о родных местах, где прошло его далёкое детство: «...На месте Бора я нашёл только жалкие останки прошлого поселения: кое-где из травы торчали трубы русских печей, горбились развалины скотных дворов.
22.Земля аласа была перепахана, а озерцо стало таким маленьким и неприметным, будто кто пятак в траву уронил... То место, где стоял наш домишко, отыскать было трудно, всё там поросло непролазной красной смородиной...»
23.Как он любил по этим душистым травам среди неярких полевых цветов добираться до любимой своей реки Синэ, которую он называл своей колыбелью...
24. Синяя Синэ, моя колыбель,
Синее-синее чудо!
В долгих скитаньях моих о тебе ль,
Синяя Синэ, забуду?
То не с твоих берегов ли ко мне
Ветер врывается, гладя
Плечи, ладони, виски в седине,
Шумно листая тетради?
Мнится, он послан тобой подсмотреть
У поседевшего сына:
Не поспешил ли душой постареть,
Помнит ли синюю Синэ?
Если меня одолеет печаль
Или невзгода крутая,
Синяя Синэ, в далёкую даль
Мыслью к тебе улетаю.
О, как давно не касался я скал,
Невозмутимых, как боги,
Вброд, мелководьем не пересекал
Пенящиеся пороги!
25. Там он, наверное, и произнёс это бесконечно человеческое признание:
26.Здесь, у заката на краю,
Припав
К стволу седой берёзы,
Я «здравствуй, родина!» пою-
И подступают к горлу слёзы...
27.Говорят, что поэзия начинается с беспокойства. С большого внутреннего беспокойства за счастье человеческое, за судьбы идущих с тобой рядом. Во всяком случае, поэзия Семёна Данилова продиктована именно этой потребностью выразить своё время в образной поэтической форме, определить своё место в общем строю:
28.О, эти глаза и лица! О, люди, что мне внимают!
Сколько в них благородства, как сердцу близки они!
О, эти глаза и лица! Они мне всё заменяют,
Они для меня награда за ночи мои и дни.
И ночь проходит, как будто это совсем немного.
Я даже сам не заметил, как с неба луна ушла.
А днём опять предо мною лежит, как вчера, дорога,
И я лечу по ней снова, как пущенная стрела...
29.Поэт неотделим от этой природы. Он «родился на этом снегу», на него «струилась с неба благодать большого снега», снег отмечает сам путь его. Образ снега, белого, чистого, лёгкого снега вырисовывается в его стихах как эталон добра и красоты, чистоты и благородства:
30. «Пляску белых журавлей пляшет белый снег...»,
31. «Даже белоснежные сугробы там особой, самой чистой пробы...»,
32. «Светлым, словно снежинки, напевам я тревожно внемлю, Чачаани...»,
33. «Ты белоснежна, словно птица стерх...»
34.Я не снежный человек,
Просто нежный человек,
Я не стыну, не немею –
Я от снега пламенею!..
35. Холодный лишь с виду, снег жжёт, стоит лишь дотронуться до него. И от этого снежного огня пламенеет сердце. И поэт живёт в таком органическом родстве с внезапно обновлённым миром природы, что именно омытые чистым белым снегом образы передают стенограмму его душевных движений.
36. Не потому ль
Под сполохами края родногоСумасшедшие вьюги,
Мороз с перехватом дыханья,
Обжигающий зной,
И опасные тропы в тайге,
И загадки
Тяжёлых путей посреди бездорожья
Так прекрасны
И по сердцу мне...
37. А пути его были и радостны, и тяжелы... Но, что бы ни случилось, раны – как бы ни были они тяжелы – он принимал без жалоб, а награды – как бы ни были они высоки – он принимал без ликования. И за этой спокойной сдержанностью угадывался непрекращающийся, напряжённый поиск того главного смысла, во имя которого и трудился бессонными ночами поэт.
38. Жизнь проживу, как орёл,
Храбро и гордо.
Сколько я бурь поборол,
Бравших за горло.
Верный примеру отцов,
Рвался не к славам
Стать бы росой для цветов,
Дождиком травам...
39. Вероятно, с такой вот отзывчивости к миру, с любви к нему, к жизни, к радости, одухотворяющей и возвышающей всё, к чему она ни прикоснётся, и начинается истинная поэзия.
40. Зорька тоненькая, такая тоненькая,
Тоньше лезвия моего ножа...
41. Это снова прозрачная и тихая белая ночь, и высокое небо, на котором уже занимается другая, утренняя заря...
42. А на круче стоят две лошади,
Мирно дремлют себе в тишине,
Словно вырезанные из бересты,
Из бересты той рощицы пёстрой,
Что совсем забыла о сне...
43. Одна из «вечных» тем поэзии – тема жизни и смерти. Кажется, о чём может думать человек, тяжело заболев?..
44. Друг мой, знаешь ли, как печально
В сорок пять лет
С койки больничной глядеть прощально
На белый, на милый свет?..
45. И мы видим, как и в этом случае добра, благородна, человечна поэзия Семёна Данилова. Пусть уход из жизни – это естественно, но ведь вместе с тобой уходят люди, которые в тебе жили, - это страшно.
46. Думать о людях до самозабвения, любить их до самозабвения – эта мысль проходит через всё творчество поэта. Любовь к людям – для него не фраза. Это – колыбельная, которую пела ему мать, и нет на свете ничего искреннее её.
47. Умерла моя мама, и стала со мной
Моя грустная песня, как и я, сиротой.
Без причуд и лукавства, в простоте, как и я,
Воспиталась у мамы эта песня моя...
48. Любовь к матери – это и любовь к жизни, и любовь к женщине. Гимном любви, гимном верности, красоте человеческих отношений звучат слова поэта:
49. Верь мне! О, верь! Непременно
И впредь, и теперь!
Силе и честности рук обнимающих
Верь!
Рыцарству сердца, тебя полюбившего, -
Верь!
Верь мне! О, верь!
И – я стану сильнее вдвойне...
50. Она белоснежна, как птица стерх, любовь поэта. Она – Снегурочка в белых снегах. Она – как утреннее солнце. Она – как первый, чистый, нетронутый снег. И поэт идёт к ней, как к божеству. Он расстилает перед ней «цветные луговины», он накидывает на трепетные плечи, словно шаль, пуховые облака...
51. Моя любовь – звенящая весна,
Моя любовь – взорвавшееся лето.
Прошла в твоих глазах подобьем сна,
И ты, проснувшись, щуришься от света...
Я всё готов отдать опять,
Не требуя взаимности напрасно.
Так сладко всё любимым отдавать
И оставаться в нищете прекрасной...
52. Так светла, благородна, чиста его героиня, и стихи поэта, обращённые к ней, полны чувства поклонения красоте души её, той земной красоте, что сквозит во всём её облике.
53. Грозы нагрянут – я с неба рукой их сниму.
Грудью не дрогну – любые удары приму.
Дом твой – улыбкой, сиянием солнца залью.
Дуну теплынью в добрую душу твою...
54. Оказывается, не стареет, не умирает в мире «одна любовь настоящая». Ей, одной ей, своей «усталой Джульетте», своей «неувядающей Нюргусун» верен поэт. Ей посвящает он прекрасные строки любви.
55. А у меня, осеннего, всего одно желание –
Твою ладонь натруженную в своей руке держать...
56. Лирический герой поэта проходит высокую проверку любовью и достойно выдерживает её, ибо любовь для него – как сама жизнь, и нет ничего в мире прочней и долговечнее её.
57. Я понял, что бессильны годы,
Что та любовь в живых осталась,
Что ей, печальной, чистой, гордой,
Не угрожают снег и старость...
58. Именно поэтому так естественны в лирике Семёна Данилова героини, подобные его «якутским женщинам» из стихотворения, в котором страстная патетика неразрывно связана с нежностью чувства, возвышающего человека, с болью и радостью, неизменно сопутствующими ему:
59. Ваши очи, как ночи, глядят сквозь ресницы.
Ваши косы чернеют, пламенеют, как смоль.
Наши девушки-стерхи, наши певчие птицы.
Наши жёны красивые, наша радость и боль.
60. Мастерски владея стихом, Семён Данилов всегда наполняет лирическое раздумье глубоким философским содержанием. Очень сильно звучит в его стихах нравственное чувство.
61. Поэт писал: «Вот стою я перед величием гениальностью древнего олонхо и с отчаянием думаю о том скромном и малом, что сделано мною за сорок творческих лет, хотя я в общем человек и работящий... Я – потомок, я – наследник, но где у меня право взять на себя такую ответственность и честь, такую ношу? Наследство ведь оправдывать надо...»
62. Пожухлые листья опять сметены,
За ветром холодным несутся...
Но даже весною снега седины
На ваших висках остаются.
Как конь, что промчался уже и забыт,
Весёлая молодость наша,
Но слышится, слышится топот копыт,
Живой, молодой, не уставший.
И, зубы сжимая, рванулся герой
В кровавую гущу сраженья...
Победа порой, пораженье порой
И вечное людям служенье...
63. И вполне закономерным продолжением этой темы можно назвать стихотворение, в котором «якутской речи шёпот» слышится вдруг из-под земли у деревни Крюково под Москвой, где были остановлены фашистские полчища и где стоит над братской могилой обелиск. Память погибшим поэт воздаёт строго и весомо.
64. Уже никогда не вернётся к живым погибший земляк поэта, ничто не нарушит его вечного сна, и лишь «обелиск над той могилой напоминает о былом...»
65. Всё тише, тише звуки эти
Сменяет шелестом трава.
Поют скворцы, смеются дети,
Под ветром шепчется листва...
66. Одним из главных стихотворений Семёна Данилова является, на мой взгляд, стихотворение «Белый конь Манчаары», давшее название сборнику, дважды выходившему в Москве. Стихотворение это, как и большая часть других стихов, вошедших в этот сборник, превосходно переведено известным поэтом и большим другом Якутии Михаилом Львовым.
67. Именно здесь особенно ярко сказалась близость поэзии Семёна Данилова к народному творчеству, умение поэта мастерски использовать огромный запас образов, сюжетов, накопленных якутским народом за столетия.
68. Белый конь легендарного Манчаары, яростный конь Манчаары, который всё снится и снится поэту, зовёт, беспокоит и восхищает его...
69. И под сенью весеннего ситца,
И под пологом летней жары
Всё мне снится, всё снится, всё снится
Белый конь Манчаары.
Снежным вихрем вокруг он летает
И, крылатый, уносится вверх,
В небесах в бесконечности тает,
Исчезает, как сказочный стерх.
О, мы знаем, что конь этот значит!
Из веков, из далёкой поры
Он всё скачет, и скачет, и скачет,
Белый конь Манчаары.
70. Известный якутский поэт и литературный критик Алексей Михайлов писал: «Лирика Семёна Данилова жизнелюбива, и это не просто слова. Его жизнелюбие как органическое проявление натуры вызрело в опыте, в сложных поворотах судьбы, в нелёгких переживаниях и размышлениях.
71. Поэтому, наверное, в стихах поэта не встретишь никаких сетований на жизнь, он принимает ее и приветствует такой, какова она есть и по мере сил стремится сделать ее лучше. И не устает радоваться жизни и молодости земли.
72. Ещё осталось у меня немало дней,
Богатых радостью и горькою кручиной.
И с каждым новым шагом делаясь сильней,
Я восхожу на жизни белую вершину.
И так спокойно мне сегодня и светло,
Как будто ягодами полное до края
Берестяное расписное царь-ведроЯ, выходя из лесу, к солнцу поднимаю.
73. Поэзия Семёна Данилова рождена была любовью к жизни, земле и людям, траве и воде, их первородной непобедимой силе и красоте. В этом красота и сила самой поэзии народного поэта Якутии Семёна Данилова, его мужественного и мудрого, строгого и нежного сердца.
***
