«Весна — лето 2024»

"Опалённые временем"

Урок литературы в 11 классе. Цель урока: подготовить выпускников к восприятию и пониманию непростой литературы о сталинских репрессиях. Главная задача урока: эмоциональный настрой и желание прочитать произведения об этом непростом времени.

Олимпиады: Русская литература 5 - 11 классы

Содержимое разработки

Урок литературы в 11 классе Учитель высшей категории МБОУ СОШ №33  г.Озёрска Челябинской области  Попова Лена Карапетовна

Урок литературы в 11 классе

Учитель высшей категории МБОУ СОШ №33 г.Озёрска Челябинской области Попова Лена Карапетовна

«Житие Ефросинии Керсновской»

«Житие Ефросинии Керсновской»

Вести хозяйство давно было моей обязанностью, и я всегда была рада, что папа мог спокойно читать в шезлонге в нашем саду.

Вести хозяйство давно было моей обязанностью, и я всегда была рада, что папа мог спокойно читать в шезлонге в нашем саду.

Политрук, поселившийся в отнюдь не богатом доме, присмотрелся, как там живут, и однажды воскликнул: «Мы 23 года боролись, голодали, всяческие лишения переносили, чтобы принести трудящимся мира свободу, а вы тут жрёте колбасы и белый хлеб!»

Политрук, поселившийся в отнюдь не богатом доме, присмотрелся, как там живут, и однажды воскликнул: «Мы 23 года боролись, голодали, всяческие лишения переносили, чтобы принести трудящимся мира свободу, а вы тут жрёте колбасы и белый хлеб!»

Трудно поверить, что эта опустившаяся женщина лет 40 назад была горничной моей матери. Она загородила мне дорогу и, размахивая бутылкой, прошипела: «А! Наконец я дождалась, что вы, паразиты, босиком ходите! Довольно на шее трудящихся ездить!»

Трудно поверить, что эта опустившаяся женщина лет 40 назад была горничной моей матери. Она загородила мне дорогу и, размахивая бутылкой, прошипела: «А! Наконец я дождалась, что вы, паразиты, босиком ходите! Довольно на шее трудящихся ездить!»

После того как меня с мамой выгнали из нашего дома, я приняла твёрдое решение отправить маму в Румынию. Я не думала, что мы расстаёмся надолго. «Прощай, моя мужественная старушка! Нет! До свидания, до скорого свидания!»

После того как меня с мамой выгнали из нашего дома, я приняла твёрдое решение отправить маму в Румынию. Я не думала, что мы расстаёмся надолго. «Прощай, моя мужественная старушка! Нет! До свидания, до скорого свидания!»

Ссылка

Ссылка

В машине нас было несколько человек, но запомнила я лишь троих. Прежде всего мальчика, лет 8-9... И двух девочек – взяли их прямо с первого в их жизни бала. Они не плакали, а только дрожали. Машине тронулась. Я перекрестилась. «Прощай, Цепилово! Всё мое прошлое – прощай!!!»

В машине нас было несколько человек, но запомнила я лишь троих. Прежде всего мальчика, лет 8-9... И двух девочек – взяли их прямо с первого в их жизни бала. Они не плакали, а только дрожали. Машине тронулась. Я перекрестилась. «Прощай, Цепилово! Всё мое прошлое – прощай!!!»

Я помню толпу, солдат, крики, пинки, давку... И телячий вагон, битком набитый растерянными и растерзанными людьми. Наш состав из сорока вагонов несколько недель катился по Сибири. Мы не знали, что началась война.

Я помню толпу, солдат, крики, пинки, давку... И телячий вагон, битком набитый растерянными и растерзанными людьми. Наш состав из сорока вагонов несколько недель катился по Сибири. Мы не знали, что началась война.

В ссылке я занималась лесоповалом... Когда разнеслась весть о том, что нашим начальником будет Хохрин, то взрослые мужчины плакали в отчаянии: «Ну, теперь мы все погибли!» Норма, которая до Хохрина была 2,5 кубометра, была повышена до 12.

В ссылке я занималась лесоповалом... Когда разнеслась весть о том, что нашим начальником будет Хохрин, то взрослые мужчины плакали в отчаянии: «Ну, теперь мы все погибли!» Норма, которая до Хохрина была 2,5 кубометра, была повышена до 12.

Очень любил Хохрин «проводить собрания». Сгонит, бывало, смертельно усталых, голодных лесорубов в клуб и начинает... Как перед Богом скажу: ни разу, ни одного раза я не смолчала!

Очень любил Хохрин «проводить собрания». Сгонит, бывало, смертельно усталых, голодных лесорубов в клуб и начинает... Как перед Богом скажу: ни разу, ни одного раза я не смолчала!

Собравшись с силами, я, схватив топор, ринулась в контору с твёрдым намерением зарубить Хохрина... Никто меня не остановил... В последний раз гляну в его «трупные глаза» и всажу ему топор между глаз... Рука не дрогнет. И топор не подведёт... Вот только взглянуть в его глаза!

Собравшись с силами, я, схватив топор, ринулась в контору с твёрдым намерением зарубить Хохрина... Никто меня не остановил... В последний раз гляну в его «трупные глаза» и всажу ему топор между глаз... Рука не дрогнет. И топор не подведёт... Вот только взглянуть в его глаза!

Убить такого злодея – доброе дело. Но чтобы нанести удар из-за спины, надо быть убийцей... Я не видела его мутных глаз. И нанести удар я не смогла. Я не убийца!

Убить такого злодея – доброе дело. Но чтобы нанести удар из-за спины, надо быть убийцей... Я не видела его мутных глаз. И нанести удар я не смогла. Я не убийца!

Неволя

Неволя

Хлопнула дверь. Скрипнул засов. Бесконечно долго скрипят ключи. Я опустилась на каменный пол, обхватила руками колени и зажмурила глаза. Не видеть решётки, не видеть параши... Но... «неисповедимы пути Твои, Господи!»

Хлопнула дверь. Скрипнул засов. Бесконечно долго скрипят ключи. Я опустилась на каменный пол, обхватила руками колени и зажмурила глаза. Не видеть решётки, не видеть параши... Но... «неисповедимы пути Твои, Господи!»

«Вставай! Раздеться догола! Стройся!» Это «ночной шмон» - самая нелепая, унизительная процедура. Рядом со мной, едва держась на ногах, стоит несчастная немка, умирающая от чахотки. Чтобы не упасть, она хватается за мою поднятую вверх руку...

«Вставай! Раздеться догола! Стройся!» Это «ночной шмон» - самая нелепая, унизительная процедура. Рядом со мной, едва держась на ногах, стоит несчастная немка, умирающая от чахотки. Чтобы не упасть, она хватается за мою поднятую вверх руку...

Во время этапа по Оби на пароходе «Ворошилов» моими попутчиками оказались восемь женщин и около 30 детей. Женщины окружили меня и стали спрашивать, можно ли по этой реке добраться до Азербайджана. «Несчастные! – хотела я им сказать. – Трижды несчастные вы люди! Эта река – путь к смерти. И впадает она не в Каспий, а в Ледовитый океан!» Впереди меня ждал лагерь...

Во время этапа по Оби на пароходе «Ворошилов» моими попутчиками оказались восемь женщин и около 30 детей. Женщины окружили меня и стали спрашивать, можно ли по этой реке добраться до Азербайджана. «Несчастные! – хотела я им сказать. – Трижды несчастные вы люди! Эта река – путь к смерти. И впадает она не в Каспий, а в Ледовитый океан!» Впереди меня ждал лагерь...

Лагерь

Лагерь

«Исправительно-трудовой лагерь»... Звучит неплохо. Но за этими словами кроется такое смертельное равнодушие к людям, которое страшнее ненависти. Всю мудрость, накопленную человечеством, рабовладельцы 20 века употребили на то, чтобы конвейерным способом превращать человека в животное.

«Исправительно-трудовой лагерь»... Звучит неплохо. Но за этими словами кроется такое смертельное равнодушие к людям, которое страшнее ненависти. Всю мудрость, накопленную человечеством, рабовладельцы 20 века употребили на то, чтобы конвейерным способом превращать человека в животное.

Стыдно смотреть, как шесть, а то и десять здоровых молодых мужчин ведут с винтовками в руках и с собаками дюжину полуживых женщин! Оттого стыдно, что где-то на фронте такие же солдаты грудью своей защищают родную страну.

Стыдно смотреть, как шесть, а то и десять здоровых молодых мужчин ведут с винтовками в руках и с собаками дюжину полуживых женщин! Оттого стыдно, что где-то на фронте такие же солдаты грудью своей защищают родную страну.

Как только из кухни выносили пищевые отходы, группа «доходяг» - человек пятнадцать – застывала в положении «стойка». В числе первых делал «стойку» профессор Н.Н.Колчанов – оратор, способный очаровать и увлечь любую аудиторию. Стоило лишь «кухонным мужикам» удалиться, как все эти голодные, обезумевшие люди кидались к отливу и, отталкивая друг друга , выгребали руками рыбную чешую, пузыри и рыбьи кишки, заталкивая всё это поспешно в рот.

Как только из кухни выносили пищевые отходы, группа «доходяг» - человек пятнадцать – застывала в положении «стойка». В числе первых делал «стойку» профессор Н.Н.Колчанов – оратор, способный очаровать и увлечь любую аудиторию. Стоило лишь «кухонным мужикам» удалиться, как все эти голодные, обезумевшие люди кидались к отливу и, отталкивая друг друга , выгребали руками рыбную чешую, пузыри и рыбьи кишки, заталкивая всё это поспешно в рот.

В «жилой зоне» был склон, обращённый к югу. Вот на этот пустырёк и выползали умирающие погреться на солнышке. Они сбрасывали рубахи, а иногда и штаны – и тогда они являли собой жуткую картину: их тела были почему-то не бледные, а, напротив, цвета «морёного дуба». Страшно было наблюдать, во что тюрьма превращала людей.

В «жилой зоне» был склон, обращённый к югу. Вот на этот пустырёк и выползали умирающие погреться на солнышке. Они сбрасывали рубахи, а иногда и штаны – и тогда они являли собой жуткую картину: их тела были почему-то не бледные, а, напротив, цвета «морёного дуба». Страшно было наблюдать, во что тюрьма превращала людей.

Больница

Больница

Первое, что услышала от бригадира, - грязное оскорбление. Реакция на это у меня была всегда одинаковая. Попала я ему прямо в глаз. «Фара» получилась знаменитая... Я не сомневалась, что это предвещает мне мало удовольствия...

Первое, что услышала от бригадира, - грязное оскорбление. Реакция на это у меня была всегда одинаковая. Попала я ему прямо в глаз. «Фара» получилась знаменитая... Я не сомневалась, что это предвещает мне мало удовольствия...

Избитую до полусмерти и к тому же раздетую, меня отвели в «холодильник». Сквозь незастеклённое окно в камеру намело много снега. На улице в тот день было 54 градуса мороза.

Избитую до полусмерти и к тому же раздетую, меня отвели в «холодильник». Сквозь незастеклённое окно в камеру намело много снега. На улице в тот день было 54 градуса мороза.

К великому моему удивлению я была оставлена работать медсестрой... Работы и днём и ночью – уйма! Сгребаю больного в охапку, несу в ванную, мою. Из ванной тащу в перевязочную на стол. Отношу следующего... Бегом – туда, бегом – сюда!

К великому моему удивлению я была оставлена работать медсестрой... Работы и днём и ночью – уйма! Сгребаю больного в охапку, несу в ванную, мою. Из ванной тащу в перевязочную на стол. Отношу следующего... Бегом – туда, бегом – сюда!

Однажды наши врачи пришли в волнение: в приёмный покой привезли знаменитого борца-тяжеловеса, занявшего первое место на Берлинской олимпиаде. Вот, что с ним стало...

Однажды наши врачи пришли в волнение: в приёмный покой привезли знаменитого борца-тяжеловеса, занявшего первое место на Берлинской олимпиаде. Вот, что с ним стало...

Морг – самое «гостеприимное» учреждение лагеря. Двери здесь для всех и всегда открыты. Когда меня перевели сюда работать, мне часто приходилось одной таскать трупы. «Жмурики» были до того истощённые, что делать это было совсем не трудно.

Морг – самое «гостеприимное» учреждение лагеря. Двери здесь для всех и всегда открыты. Когда меня перевели сюда работать, мне часто приходилось одной таскать трупы. «Жмурики» были до того истощённые, что делать это было совсем не трудно.

В военные годы количество «жмуриков» необычайно возросло. Иногда мне приходилось, экономя место, укладывать их в наш «катафалк» валетом... Зимой трупы не закапывали. Их просто закидывали снегом.

В военные годы количество «жмуриков» необычайно возросло. Иногда мне приходилось, экономя место, укладывать их в наш «катафалк» валетом... Зимой трупы не закапывали. Их просто закидывали снегом.

Мне предстояло закопать могилу, в которой помещалось 250 трупов.  - Простите меня, братья мои! Это чистая случайность, что я ещё не с вами!

Мне предстояло закопать могилу, в которой помещалось 250 трупов. - Простите меня, братья мои! Это чистая случайность, что я ещё не с вами!

Этап

Этап

Жизнь заключённого – постоянные этапы. Лишь в могиле его не перегоняют с места на место... Странное это было путешествие!

Жизнь заключённого – постоянные этапы. Лишь в могиле его не перегоняют с места на место... Странное это было путешествие!

Стоим мы – одиннадцать голых, мокрых женщин – босые, на каменных плитах, в нетопленном помещении. С нами конвоир. Даже ему холодно. Пять часов стояли мы в ожидании одежды. Всё спасение было в том, что мы плотно жались друг к другу, и те, что были снаружи, протискивались вовнутрь. Непрерывное движение не давало нам замёрзнуть.

Стоим мы – одиннадцать голых, мокрых женщин – босые, на каменных плитах, в нетопленном помещении. С нами конвоир. Даже ему холодно. Пять часов стояли мы в ожидании одежды. Всё спасение было в том, что мы плотно жались друг к другу, и те, что были снаружи, протискивались вовнутрь. Непрерывное движение не давало нам замёрзнуть.

Морозы даже для Норильска были небывалые. На ветру градусник иногда показывал 74 градуса. В нашу обязанность входило заменять разорванные от мороза рельсы. Случалось, что по три раза в день мы сбрасывали перед надвигающимся составом рельсы, а затем опять поднимали их на полотно...

Морозы даже для Норильска были небывалые. На ветру градусник иногда показывал 74 градуса. В нашу обязанность входило заменять разорванные от мороза рельсы. Случалось, что по три раза в день мы сбрасывали перед надвигающимся составом рельсы, а затем опять поднимали их на полотно...

Итак, 12 лет тюрьмы позади. Я на воле. Но можно ли это назвать «Свободой»? Паспорта у меня не было. Уезжать из Норильска я права не имела... До настоящего освобождения ещё далеко. Впереди семь с половиной лет работы в шахте, где я могла погибнуть десятки раз. Но Бог милостив...

Итак, 12 лет тюрьмы позади. Я на воле. Но можно ли это назвать «Свободой»? Паспорта у меня не было. Уезжать из Норильска я права не имела... До настоящего освобождения ещё далеко. Впереди семь с половиной лет работы в шахте, где я могла погибнуть десятки раз. Но Бог милостив...

Мама! Я выполнила твоё желание... И на кресте твоём клянусь: всё, что здесь написано, - правда. А правда вечна. Но иногда эта правда ужасна. Может, такую правду лучше вычеркнуть из памяти? Но что тогда останется? Ложь, только ложь!

Мама! Я выполнила твоё желание... И на кресте твоём клянусь: всё, что здесь написано, - правда. А правда вечна. Но иногда эта правда ужасна. Может, такую правду лучше вычеркнуть из памяти? Но что тогда останется? Ложь, только ложь!

Переломаны буреломами. Край бурановый под охраною. Костерок ослаб. Не сберечь его. В яме волчий вой. Кто упал - лежит. Песню лес сложил Нам про лесосплав. Утро сизое. Бревна склизлые. В ледяной воде Не до лебедя, табачок сырой. И дымит запал, с телогреек пар в небо тянется. Кто останется, тот не встанет в строй. Холода штыков да баланды ковш, Журавлиный крик да телеги скрип – По стеклу гвоздем. Сном - ржаной сухарь, в перекурах - хмарь . Повело на ель в мягкую постель, там свое возьмем... Лягу в прошлое - в куст с морошкою, Лягу в давнее - в гриб раздавленный, В подосиновик, Вспомню бывшее - листик слипшийся. Вспомню старое - утро жаркое, небо синее. Переломаны буреломами. Край бурановый Под охраною. Костерок пропал. Ходуном щека. Лязг трелевщика. Навались, браток! Расколись про то, Как сюда попал. Разлилась река, да в пустой стакан, недовольная... Не до воли нам - до барака бы... Как дьяк истину - сапоги стянуть И в сухое влезть, и приснится лес Одинаковый... Одинаковый... Одинаковый... Одинаковый... Одинаковый...

Переломаны буреломами.

Край бурановый под охраною.

Костерок ослаб. Не сберечь его.

В яме волчий вой.

Кто упал - лежит. Песню лес сложил

Нам про лесосплав.

Утро сизое. Бревна склизлые. В ледяной воде

Не до лебедя, табачок сырой.

И дымит запал, с телогреек пар в небо тянется.

Кто останется, тот не встанет в строй.

Холода штыков да баланды ковш,

Журавлиный крик да телеги скрип –

По стеклу гвоздем.

Сном - ржаной сухарь, в перекурах - хмарь .

Повело на ель в мягкую постель,

там свое возьмем...

Лягу в прошлое - в куст с морошкою,

Лягу в давнее - в гриб раздавленный,

В подосиновик,

Вспомню бывшее - листик слипшийся.

Вспомню старое - утро жаркое, небо синее. Переломаны буреломами. Край бурановый

Под охраною. Костерок пропал.

Ходуном щека. Лязг трелевщика.

Навались, браток! Расколись про то, Как сюда попал. Разлилась река, да в пустой стакан, недовольная... Не до воли нам - до барака бы...

Как дьяк истину - сапоги стянуть

И в сухое влезть, и приснится лес

Одинаковый... Одинаковый... Одинаковый... Одинаковый... Одинаковый...

Клюев Николай Алексеевич

Клюев Николай Алексеевич

  • Клюев Н.А. родился 10 октября 1884. В 1920 году исключён из РКП(б), в 1934 арестован и сослан в посёлок Колпашёв Нарымского края, умер в 1937 году.
Осип Эмильевич Мандельштам

Осип Эмильевич Мандельштам

  • Родился 3 января (15 н.с.) в Варшаве. Осенью 1933 пишет стихотворение "Мы живем, под собою не чуя страны...", за которое в мае 1934 был арестован. 27 декабря 1938 О.Мандельштам умер в больничном бараке в лагере.
Жигулин Анатолий Владимирович

Жигулин Анатолий Владимирович

  • Родился 1 января 1930 в Воронеже. В 1949 опубликовал первые стихи; вскоре был арестован и отбыл 10 лет заключения в Сибири. В 1954 был освобожден, в 1956 реабилитирован. Умер Жигулин в Москве 6 августа 2000.
Русские писатели и поэты, опалённые этим временем…

Русские писатели и поэты, опалённые этим временем…

  • Русские писатели и поэты, опалённые этим временем…

Получите свидетельство о публикации сразу после загрузки работы



Получите бесплатно свидетельство о публикации сразу после добавления разработки


Серия олимпиад «Весна — лето 2024»



Комплекты учителю



Качественные видеоуроки, тесты и практикумы для вашей удобной работы

Подробнее

Вебинары для учителей



Бесплатное участие и возможность получить свидетельство об участии в вебинаре.


Подробнее